Юлия Мортиис
«Огорожа»
плюш, шерсть, воск, акрил, бисер |
55 х 67 см.
2023
55 х 67 см.
2023
Конструкция деревянного огорода является модулем пространства, связанного с многими видами жизнедеятельности человека. Огород много веков служил для того, чтобы вырастить пищу для семьи.
Во время голода в Поволжье многие огороды опустели. Вышивка «Огорожа» создает собирательный образ русского огорода, но если присмотреться, визуально подобную конструкцию имело и пространство для захоронения.
Во время голода в Поволжье многие огороды опустели. Вышивка «Огорожа» создает собирательный образ русского огорода, но если присмотреться, визуально подобную конструкцию имело и пространство для захоронения.
Во время голода в Поволжье
многие огороды опустели
многие огороды опустели
«
»
Антон Сидько
«Казанская ваза»
керамика, подглазурные краски,
ангоб, сграффито, укусы |
высота: 14 x 26 см.
2023
ангоб, сграффито, укусы |
высота: 14 x 26 см.
2023
Реконструкция татарской вазы 1920-х годов с традиционным орнаментом осмысляет утрату культурной идентичности и исторической памяти о сложном прошлом.
Жертвы голода 1921-1923 годов рассказывали о поедании глины – она на время облегчала острые мучения, но если оказывалась не того сорта, то приносила смерть. Частично стертый человеческими укусами узор на вазе – свидетельство телесных страданий и потери преемственности поколений в период красного террора. Человек в авраамическом мифе создан из глины, и еще один нарратив этой работы – людоедство.
Жертвы голода 1921-1923 годов рассказывали о поедании глины – она на время облегчала острые мучения, но если оказывалась не того сорта, то приносила смерть. Частично стертый человеческими укусами узор на вазе – свидетельство телесных страданий и потери преемственности поколений в период красного террора. Человек в авраамическом мифе создан из глины, и еще один нарратив этой работы – людоедство.
»
«
Осмысляет утрату культурной идентичности и исторической памяти о сложном прошлом
Римма Савина
«Получено»
акрил, гелевая ручка |
50 х 70 см.
2023
50 х 70 см.
2023
Образы теней явились ко мне. Они молчаливо стояли позади и ожидали. Чего именно они ждали? Возможно, помощи. Возможно, приближающейся кончины. Возможно, они хотели проводить еще одну душу в царство тьмы. Хочется много чего успеть сделать, много чего сказать людям. Слова плывут перед взором. Они расплывчаты и непонятны, и теряются в темноте. Последнее письмо. То, что останется после меня. Это все, что останется после меня. Всего лишь несколько строк, всего лишь несколько воспоминаний. И горечь печали, заполнившая пустоту.
Эта работа создана по мотивам писем Вайолет Тиллар, которые она писала, находясь в Поволжье, где помогала жертвам голода.
Эта работа создана по мотивам писем Вайолет Тиллар, которые она писала, находясь в Поволжье, где помогала жертвам голода.
Работа создана по мотивам писем Вайолет Тиллар
«
»
Пётр Эдомский
«Посмотри на него»
хлеб, позолота, фотография (найденный объект), лак |
центральная часть – 10 х 8,5 х 9,5 см.
боковые части – 11 х 5 х 3 см.
2023
центральная часть – 10 х 8,5 х 9,5 см.
боковые части – 11 х 5 х 3 см.
2023
В основе работы лежит попытка изучения автором женского опыта (при этом не апроприируя его и не претендуя на право говорить
за женщин) как способа исследовать основополагающие события в истории дореволюционной, советской и постсоветской России, традиционно презентуемой исключительно через мужскую оптику.
Хлеб – понятный человеку символ, крепко связанный в большинстве культур с основой жизни и благополучием. Принимая форму загадочного культового предмета, статус которого дополнительно подчеркивается позолотой (также легко считываемый символ), хлеб обращает зрительское внимание на свой универсальный и вневременной характер.
Продовольственная катастрофа в Поволжье больнее всего ударила по детям и их родителям. Многие лишились близких, дома. Можем ли мы приблизиться к тому, что чувствовали они тогда?
Инсталлированная в работу фотография маленького ребенка – найденный объект. Это собирательный образ, лишенный субъектности, больше похожий на куклу, чем на живого человека. Он создает эффект буфера – вещи, смягчающей силу удара. Помогающей отойти на безопасное расстояние от источника боли, посмотреть на него со стороны и выразить то, на что не нашлось ни сил, ни нужных слов.
Название «Посмотри на него» заимствовано у одноименной книги современной писательницы и журналистки Анны Старобинец, описывающей опыт вынашивания и утраты ребенка. В одном из эпизодов акушерка предлагает героине посмотреть на тельце ребенка, которое уже оставила жизнь. Это описывается как важный момент, помогающий женщине, чье тело и сознание уже трансформировались для роли матери, принять травмирующее событие и смириться с ним.
Неизученное, подавленное и зачеркнутое прошлое неизменно пожирает настоящее, рано или поздно переходя к уничтожению будущего. Одержимые призраками прошлого рискуют быть вытесненными из собственного тела навсегда.
за женщин) как способа исследовать основополагающие события в истории дореволюционной, советской и постсоветской России, традиционно презентуемой исключительно через мужскую оптику.
Хлеб – понятный человеку символ, крепко связанный в большинстве культур с основой жизни и благополучием. Принимая форму загадочного культового предмета, статус которого дополнительно подчеркивается позолотой (также легко считываемый символ), хлеб обращает зрительское внимание на свой универсальный и вневременной характер.
Продовольственная катастрофа в Поволжье больнее всего ударила по детям и их родителям. Многие лишились близких, дома. Можем ли мы приблизиться к тому, что чувствовали они тогда?
Инсталлированная в работу фотография маленького ребенка – найденный объект. Это собирательный образ, лишенный субъектности, больше похожий на куклу, чем на живого человека. Он создает эффект буфера – вещи, смягчающей силу удара. Помогающей отойти на безопасное расстояние от источника боли, посмотреть на него со стороны и выразить то, на что не нашлось ни сил, ни нужных слов.
Название «Посмотри на него» заимствовано у одноименной книги современной писательницы и журналистки Анны Старобинец, описывающей опыт вынашивания и утраты ребенка. В одном из эпизодов акушерка предлагает героине посмотреть на тельце ребенка, которое уже оставила жизнь. Это описывается как важный момент, помогающий женщине, чье тело и сознание уже трансформировались для роли матери, принять травмирующее событие и смириться с ним.
Неизученное, подавленное и зачеркнутое прошлое неизменно пожирает настоящее, рано или поздно переходя к уничтожению будущего. Одержимые призраками прошлого рискуют быть вытесненными из собственного тела навсегда.
Неизученное, подавленное
и зачеркнутое прошлое неизменно пожирает настоящее, рано или поздно переходя к уничтожению будущего
и зачеркнутое прошлое неизменно пожирает настоящее, рано или поздно переходя к уничтожению будущего
«
»
Анастасия NunybyNuny
«Трепет»
видео-арт |
01:30
2023
01:30
2023
Несмотря на пустоту и холод вокруг, у женщины есть стакан молока, кусок хлеба, память и голос.
Я памятую, я скорблю, я протягиваю сквозь время свое внимание каждому ребенку, ушедшему 100 лет назад в дикое время голода,
и моя колыбельная звучит поминальной молитвой.
А на этой табуреточке любит сидеть одна девочка в наше время…
Я памятую, я скорблю, я протягиваю сквозь время свое внимание каждому ребенку, ушедшему 100 лет назад в дикое время голода,
и моя колыбельная звучит поминальной молитвой.
А на этой табуреточке любит сидеть одна девочка в наше время…
»
«
Я памятую, я скорблю,
я протягиваю сквозь время
я протягиваю сквозь время
Милена Микова
«Пустоварица»
видео-арт, диптих|
0:55
27:18
2023
0:55
27:18
2023
Одной из самых шокирующих находок про голод 1920-х годов для меня стала архивная фотография «Семья мусульманина Галеева питается исключительно дубовыми листьями». На ней запечатлены дети разного возраста в ветхой одежде в простой крестьянской избе посреди вороха сухих дубовых листьев.
Образ сухого листа стал лейтмотивом моего проекта, а лично для меня – символом тотального голода. Я собрала натюрморт
с образом тарелки под снегом. Я взяла столько дубовых листьев, сколько было на фото, и в течение 27 минут измельчала их. Результатом стала микроскопическая горстка «муки», которая поместилась в маленькую емкость. Такой «кулинарный» опыт обнажил чувства отчаяния и безысходности, которые стали главным переживанием исторического факта столетней давности. Я хотела понять, сколько нужно листьев, чтобы сделать немного удобоваримой еды хотя бы на троих детей, но не нашла ответа…
Образ сухого листа стал лейтмотивом моего проекта, а лично для меня – символом тотального голода. Я собрала натюрморт
с образом тарелки под снегом. Я взяла столько дубовых листьев, сколько было на фото, и в течение 27 минут измельчала их. Результатом стала микроскопическая горстка «муки», которая поместилась в маленькую емкость. Такой «кулинарный» опыт обнажил чувства отчаяния и безысходности, которые стали главным переживанием исторического факта столетней давности. Я хотела понять, сколько нужно листьев, чтобы сделать немного удобоваримой еды хотя бы на троих детей, но не нашла ответа…
»
«
Одной из самых шокирующих находок про голод 1920-годов для меня стала архивная фотография «Семья мусульманина Галеева питается исключительно дубовыми листьями»
Диля Гарифжанова
серия «Детская»
Дети – самая незащищенная часть общества. У них нет возможности противостоять обстоятельствам мира взрослых, у них нет права громкого голоса,
тем более во время страшных исторических событий.
Взаимодействие с миром, опыт социализации и личного высказывания дети получают через игру. А еще игра – способ избегания действительности
и ее нового конструирования.
Каким вырастет человек, какие он совершит поступки и примет решения, если его детские игры выпали на трудное время? Что он передаст следующему поколению, какие ценности, какие игры? Где начинается и заканчивается детская игра, если многие взрослые из поколения в поколение воссоздают коллективный травматичный опыт в настоящем?..
тем более во время страшных исторических событий.
Взаимодействие с миром, опыт социализации и личного высказывания дети получают через игру. А еще игра – способ избегания действительности
и ее нового конструирования.
Каким вырастет человек, какие он совершит поступки и примет решения, если его детские игры выпали на трудное время? Что он передаст следующему поколению, какие ценности, какие игры? Где начинается и заканчивается детская игра, если многие взрослые из поколения в поколение воссоздают коллективный травматичный опыт в настоящем?..
»
«
Игра – способ избегания действительности
и ее нового конструирования
и ее нового конструирования
полимерная глина, пастель, глянцевый лак, пленка,
лента; подставка: гипс, пеноплэкс |
20 см.
лента; подставка: гипс, пеноплэкс |
20 см.
«Леденцы»
полимерная глина, проволока, шелковые ленты, гипс |
23 х 15 см.
23 х 15 см.
«Карусель»
хлебный мякиш, лен, синтепух |
38 см.
2023
38 см.
2023
«Хлебный человек»
полимерная глина, ржаной хлеб, гипсовая подставка |
21 см.
21 см.
«Девочка»
Ольга Щербакова
«Твердь»»
фотодокументация, видеодокументация перформанса |
16:34
2023
16:34
2023
Я родилась в Йошкар-Оле, в республике Марий Эл. Здесь во время голода 1920-х годов погибло около 8000 человек. Эта тема почти не освещается в регионе, удалось найти лишь отдельные статьи, из которых, например, можно узнать, что люди употребляли в пищу глину.
Одной из главных проблем и того, и нашего времени, на мой взгляд, является обесценивание отдельной жизни в угоду «большим целям и повесткам», а именно так пропадает уважение к человеку и его самоуважение.
В перформансе я воссоздала субъектность жертв голода и визуально приблизилась к количественному масштабу трагедии, слепив 8000 шаров из глины и выложив их наподобие кургана. Вес каждого шарика – не более 21 грамма, столько, по гипотезе Дункана Макдугалла, весит душа человека.
Одной из главных проблем и того, и нашего времени, на мой взгляд, является обесценивание отдельной жизни в угоду «большим целям и повесткам», а именно так пропадает уважение к человеку и его самоуважение.
В перформансе я воссоздала субъектность жертв голода и визуально приблизилась к количественному масштабу трагедии, слепив 8000 шаров из глины и выложив их наподобие кургана. Вес каждого шарика – не более 21 грамма, столько, по гипотезе Дункана Макдугалла, весит душа человека.
»
«
Обесценивание отдельной жизни в угоду «большим целям и повесткам», именно так пропадает уважение к человеку и его самоуважение
Илья Мартынов
Мощь и сила, уязвимость и ранимость характеризуют лошадей. Эта же дуальность присуща и человеку.
Деформация и фрагментация силуэтов на пустом фоне лишает фигуры целостности. Они уже перестают быть лошадьми и становятся чем-то другим. Трансформированные тела пугают и в то же время вызывают чувство эмпатии.
Лошади, находясь рядом с человеком, становятся невольными участником глобальных исторических трагедий. Референсами для проекта послужили фотографии, сделанные в местах сражений Первой мировой войны. На них нет людей, только виды пустых полей и многочисленные мертвые лошадиные тела, оставленные в разорванном ландшафте. Согласно некоторым оценкам, за четыре года Первой мировой войны погибло почти 8 млн лошадей.
Сколько животных погибло в Поволожье в 1921-1922 годах, посчитать сложно. Известно, что во время голода их старались беречь, потому что для крестьянина лошадь – это основа трудовой жизни и возможность прокормить семью. Ведь если в семье ее нет, то не получится посеять хлеб, съездить в город или отвезти тело на кладбище. В селах была традиция подвешивания коней к потолку, чтобы животное сохраняло энергию и меньше чувствовало голод. Но в самые безысходные периоды конину ели, и это был знак отчаяния и потери веры в будущее. Лошадь спасала людей и пока была жива, и умерев. В 1922-1923-х годах квакеры закупили для Бузулукского уезда около 5 тысяч здоровых лошадей, что помогло быстрее восстановить земледелие.
Деформация и фрагментация силуэтов на пустом фоне лишает фигуры целостности. Они уже перестают быть лошадьми и становятся чем-то другим. Трансформированные тела пугают и в то же время вызывают чувство эмпатии.
Лошади, находясь рядом с человеком, становятся невольными участником глобальных исторических трагедий. Референсами для проекта послужили фотографии, сделанные в местах сражений Первой мировой войны. На них нет людей, только виды пустых полей и многочисленные мертвые лошадиные тела, оставленные в разорванном ландшафте. Согласно некоторым оценкам, за четыре года Первой мировой войны погибло почти 8 млн лошадей.
Сколько животных погибло в Поволожье в 1921-1922 годах, посчитать сложно. Известно, что во время голода их старались беречь, потому что для крестьянина лошадь – это основа трудовой жизни и возможность прокормить семью. Ведь если в семье ее нет, то не получится посеять хлеб, съездить в город или отвезти тело на кладбище. В селах была традиция подвешивания коней к потолку, чтобы животное сохраняло энергию и меньше чувствовало голод. Но в самые безысходные периоды конину ели, и это был знак отчаяния и потери веры в будущее. Лошадь спасала людей и пока была жива, и умерев. В 1922-1923-х годах квакеры закупили для Бузулукского уезда около 5 тысяч здоровых лошадей, что помогло быстрее восстановить земледелие.
из проекта «Фоновый шум»
«Без названия»
sound-art
серия из 5 работ, холст, масло |
155 х 300 см.
2023
серия из 5 работ, холст, масло |
155 х 300 см.
2023
»
«
Исторически, лошади под влиянием человека, становятся невольными участником глобальных трагедий
Наталья Богданова
«Волжский пейзаж»
диатипия, хлебные крошки |
29,7 х 42 см.
2023
29,7 х 42 см.
2023
Волжские пейзажи зимой выглядят безжизненно белыми, беспощадными и отстраненными. От них веет холодом и безразличием. Волга сливается с землей и небом, образуя единое белое пространство, в котором небольшими вкраплениями встречаются островки жизни. За сто лет эти пейзажи не изменились, и сейчас они выглядят практически так же, как и во времена страшного голода, когда островки жизни сжимались еще сильнее, становились еще более неподвижными, белыми и звеняще холодными.
Волга сливается
с землей и небом
с землей и небом
«
»
Егор Астапченко
«Нэма нико́го»
видео-арт |
02:30
2022
02:30
2022
Безмолвные спящие склоны меловых холмов, сухая трава колышется над выдуваемым февральским ветром снегом. Улица в дальней части хутора Дивногорье, где зимой остается совсем мало людей. Коренная жительница тихо рассказывает на местном говоре о тех, кто остался зимовать, о былом здесь в давние годы половодье, о тревожных ожиданиях будущего среди этих родных бескрайних просторов.
О тревожных ожиданиях будущего среди бескрайних просторов
«
»
Ольга Гнездилова
«До весны»
фотографии, вышивка |
30 х 40 см.
2023
30 х 40 см.
2023
У вас в руках последнее яблоко, корочка хлеба или картофелина. И больше ничего нет, и взять неоткуда. Вы не знаете, чем вы накормите близких, и удастся ли вообще что-либо съесть. Очень трудно представить, как меняется сознание и восприятие, когда долгое время нет совсем никакой еды.
Читать спокойно воспоминания очевидцев голода 1921-1922 годов невозможно, они кажутся кошмарной фантастикой. Чем больше изучаешь и погружаешься в тему голода столетней давности, предшествующих событий и истории, которая происходила после, тем больше поражает цикличность трагедии. Голод был в 1891-1892, в 1921-1922, в 1932-1933, в 1940-е годы и после Великой Отечественной…
Послевоенный голод затронул моих бабушку и дедушку. Связывая их прошлое с настоящим, для своего проекта я выбрала сад и дом в селе Большая Плавица Липецкой области, где когда-то они жили.
На фото образы, которые у меня возникли после изучения истории голода в нашей стране. На снимках я вышила слова из воспоминаний тех, кто пережил голод в 1920-е. Использованием вышивки в качестве художественного приема мне хотелось показать, что разорвать нити, связывающие прошлое и настоящее, невозможно. События XX века уже вплетены, вшиты в нас сегодняшних, хотя мы можем и не знать о них в полном объеме. Чтобы история не повторялась снова и снова, важно отрефлексировать прошлый опыт, даже если он страшный и хочется сделать вид, что каких-то событий не было. Возможно, это поможет нам всем дотянуть до новой весны.
Читать спокойно воспоминания очевидцев голода 1921-1922 годов невозможно, они кажутся кошмарной фантастикой. Чем больше изучаешь и погружаешься в тему голода столетней давности, предшествующих событий и истории, которая происходила после, тем больше поражает цикличность трагедии. Голод был в 1891-1892, в 1921-1922, в 1932-1933, в 1940-е годы и после Великой Отечественной…
Послевоенный голод затронул моих бабушку и дедушку. Связывая их прошлое с настоящим, для своего проекта я выбрала сад и дом в селе Большая Плавица Липецкой области, где когда-то они жили.
На фото образы, которые у меня возникли после изучения истории голода в нашей стране. На снимках я вышила слова из воспоминаний тех, кто пережил голод в 1920-е. Использованием вышивки в качестве художественного приема мне хотелось показать, что разорвать нити, связывающие прошлое и настоящее, невозможно. События XX века уже вплетены, вшиты в нас сегодняшних, хотя мы можем и не знать о них в полном объеме. Чтобы история не повторялась снова и снова, важно отрефлексировать прошлый опыт, даже если он страшный и хочется сделать вид, что каких-то событий не было. Возможно, это поможет нам всем дотянуть до новой весны.
»
«
Чтобы история не повторялась снова и снова, важно отрефлексировать прошлый опыт, даже если он страшный
Юлия Андреева
«Родство»
цифровой коллаж |
2023
2023
Родство – это то, что определяет человека и дает ему жизнь. Это то, что объединяет людей.
То есть, кто страдал от голода в Поволжье в 1920-е годы и волонтеры, которые помогали этим людям, связаны не кровью, а жизнью. Люди из разных стран, социальных групп, разного образования, религии, культуры, говорящие на разных языках, стали друг для друга источником и смыслом жизни. Родство – это то, что нельзя отменить и невозможно забыть, даже через столетие.
В проекте использованы изображения голода Поволжья 1921-1923 годов из открытого доступа в сети Интернет. На выбранном фото – американские квакеры и их подопечные на станции детского питания. Образы взрослых на этой работе собраны из портретов спасаемых детей, а изображения детей из портретов волонтеров.
То есть, кто страдал от голода в Поволжье в 1920-е годы и волонтеры, которые помогали этим людям, связаны не кровью, а жизнью. Люди из разных стран, социальных групп, разного образования, религии, культуры, говорящие на разных языках, стали друг для друга источником и смыслом жизни. Родство – это то, что нельзя отменить и невозможно забыть, даже через столетие.
В проекте использованы изображения голода Поволжья 1921-1923 годов из открытого доступа в сети Интернет. На выбранном фото – американские квакеры и их подопечные на станции детского питания. Образы взрослых на этой работе собраны из портретов спасаемых детей, а изображения детей из портретов волонтеров.
Родство – это то, что нельзя отменить и невозможно забыть, даже через столетие
«
»
Екатерина Яранцева
«Вера»
фотография |
2023
2023
Без веры сложно пережить трудное время, будь то недуг, война, голод… Каждому знакомо состояние подавленности – это как искать выход в темном лабиринте или идти по пещере, в которой влага и темнота ощущаются грузом на плечах. Только люди с верой видят выход, идут на свет.
Я выросла в маленькой староверческой деревне в одну улицу. Всегда с улыбкой и теплом вспоминаю наш быт, бабушек, дедушку. Как вели хозяйство, как ценили огород, скот. Маленьким детям ни в коем случае нельзя было выходить в огород. В играх (не со зла) дети могут вытоптать гряды с овощами. Овощи ели только выращенные, и их должно было хватить на год. Еще у мамы до сих пор есть правило приготовления обеда: готовить на свою семью и на случайного гостя. Но хочется подчеркнуть, что вели хозяйство и огород, чтобы жить.
До сих пор мы все (родители, семья брата и моя семья) сажаем картошку на нашей земле в этой деревне. Сажаем руками, собираем руками. С нами все делают по своим силам и наши дети. Мы пример для своих детей. Многое хочется доносить словами, но лишь поступками получается успешно.
Для меня важно, чтобы люди уважали и благодарили прошлое, не втаптывая его в землю и не оставляя пылится на полках библиотек. Помнили о цене, которую заплатили старшие поколения, чтобы мы сейчас жили. Жили и ценили каждый миг.
Эта картина представлена на картошке, собранной нашими родителями, нами и нашими детьми, которая лежит в подполье дома маленькой староверческой деревни в Кировской области.
Я выросла в маленькой староверческой деревне в одну улицу. Всегда с улыбкой и теплом вспоминаю наш быт, бабушек, дедушку. Как вели хозяйство, как ценили огород, скот. Маленьким детям ни в коем случае нельзя было выходить в огород. В играх (не со зла) дети могут вытоптать гряды с овощами. Овощи ели только выращенные, и их должно было хватить на год. Еще у мамы до сих пор есть правило приготовления обеда: готовить на свою семью и на случайного гостя. Но хочется подчеркнуть, что вели хозяйство и огород, чтобы жить.
До сих пор мы все (родители, семья брата и моя семья) сажаем картошку на нашей земле в этой деревне. Сажаем руками, собираем руками. С нами все делают по своим силам и наши дети. Мы пример для своих детей. Многое хочется доносить словами, но лишь поступками получается успешно.
Для меня важно, чтобы люди уважали и благодарили прошлое, не втаптывая его в землю и не оставляя пылится на полках библиотек. Помнили о цене, которую заплатили старшие поколения, чтобы мы сейчас жили. Жили и ценили каждый миг.
Эта картина представлена на картошке, собранной нашими родителями, нами и нашими детьми, которая лежит в подполье дома маленькой староверческой деревни в Кировской области.
»
«
Люди уважали и благодарили прошлое, не втаптывая его
в землю и не оставляя пылится на полках библиотек
в землю и не оставляя пылится на полках библиотек
Ольга Схиртладзе
«17 990 шагов
Не уверена, что найдется желающий целиком просмотреть это видео и проверить количество шагов на пути одной девочки
за корочкой хлеба. Слишком уж утомительное занятие. Да, для нас, сегодняшних, это слишком утомительно – погружаться в тяжелое прошлое. Что уж говорить о том, чтобы пройти почти восемнадцать тысяч шагов за сухой корочкой хлеба…
«Я дико голодала! Потому что не хватало ничего. Я все ящики проверю – может, соринку где-то найду, ножик оближу от хлеба… Я иногда пешком ходила к маминой сестре за 13 километров, потому что у нее был мешочек с черными корочками. И это было такое лакомство! Мне лет 5–6 было».
Этот фрагмент из интервью с жительницей послевоенного Нижнего Новгорода в рамках художественного исследования «Соцгород. Пробелы». Я решила повторить примерный путь той девочки, чтобы хоть немного понять, что она могла испытывать.
Для человека в моем физическом состоянии и с тренированными ногами – не самая большая дистанция, тем не менее это оказалось тяжеловато. Приходилось всю дорогу держать камеру в неудобном положении, а еще я усиленно пыталась войти
в роль голодного маленького ребенка… Вспомнив свою детскую привычку, помогавшую в долгих или скучных маршрутах,
я принялась считать шаги.
Временами мой голос перекрывался грохотом проезжающего трамвая или воем сирены скорой помощи, заглушался звуками развлекательной музыки или обрывался при виде столкновения двух автомобилей. А порой я просто переставала понимать, считаю вслух или мысленно.
Чувство голода настигло меня во второй половине пути. Надо думать, оно было весьма далеким от того, что ощущала моя вдохновительница. Но даже его хватило, чтобы знакомые виды вокруг теперь казались отравленными неприятным ощущением. А ведь той девочке после подкрепления несколькими сухариками предстояло еще путешествие в обратную сторону! Кажется,
я бы его не осилила…
за корочкой хлеба. Слишком уж утомительное занятие. Да, для нас, сегодняшних, это слишком утомительно – погружаться в тяжелое прошлое. Что уж говорить о том, чтобы пройти почти восемнадцать тысяч шагов за сухой корочкой хлеба…
«Я дико голодала! Потому что не хватало ничего. Я все ящики проверю – может, соринку где-то найду, ножик оближу от хлеба… Я иногда пешком ходила к маминой сестре за 13 километров, потому что у нее был мешочек с черными корочками. И это было такое лакомство! Мне лет 5–6 было».
Этот фрагмент из интервью с жительницей послевоенного Нижнего Новгорода в рамках художественного исследования «Соцгород. Пробелы». Я решила повторить примерный путь той девочки, чтобы хоть немного понять, что она могла испытывать.
Для человека в моем физическом состоянии и с тренированными ногами – не самая большая дистанция, тем не менее это оказалось тяжеловато. Приходилось всю дорогу держать камеру в неудобном положении, а еще я усиленно пыталась войти
в роль голодного маленького ребенка… Вспомнив свою детскую привычку, помогавшую в долгих или скучных маршрутах,
я принялась считать шаги.
Временами мой голос перекрывался грохотом проезжающего трамвая или воем сирены скорой помощи, заглушался звуками развлекательной музыки или обрывался при виде столкновения двух автомобилей. А порой я просто переставала понимать, считаю вслух или мысленно.
Чувство голода настигло меня во второй половине пути. Надо думать, оно было весьма далеким от того, что ощущала моя вдохновительница. Но даже его хватило, чтобы знакомые виды вокруг теперь казались отравленными неприятным ощущением. А ведь той девочке после подкрепления несколькими сухариками предстояло еще путешествие в обратную сторону! Кажется,
я бы его не осилила…
видео-арт |
2:27:00
2023
2:27:00
2023
за корочкой хлеба»
»
«
Я иногда пешком ходила
к маминой сестре за 13 километров, потому что у неё был мешочек с чёрными корочками
к маминой сестре за 13 километров, потому что у неё был мешочек с чёрными корочками
смешанная техника |
2023
2023
Одно из самых сильных потрясений моей жизни – знакомство с фотодокументацией умерших и портретами еще живых детей – жертв голода Поволжья. Картинки держатся в моей памяти несколько десятилетий и никуда не уходят. Эти события в истории Поволжья трижды несправедливы и непонятны, потому что земля эта «течет молоком и медом», как говорили древние: есть все условия для процветания сельского хозяйства, но регион пережил самый страшный голод.
Работа «Земля, где течет молоко и мед» документирует очертания города Бузулук 1924 года и представляет собой бисерную вышивку, сделанную по архивной карте. Основой для вышивки стал лактационный вкладыш для груди – их носят кормящие матери, чтобы собирать излишки молока. Через простой образ излишка «детского питания» я создаю оберег, помня о детях, несправедливо погибших в играх взрослых (революция, продразверстка, национализация).
Работа «Земля, где течет молоко и мед» документирует очертания города Бузулук 1924 года и представляет собой бисерную вышивку, сделанную по архивной карте. Основой для вышивки стал лактационный вкладыш для груди – их носят кормящие матери, чтобы собирать излишки молока. Через простой образ излишка «детского питания» я создаю оберег, помня о детях, несправедливо погибших в играх взрослых (революция, продразверстка, национализация).
«Хочу быть Соковым»
Арт-группа
молоко и мед»
«Земля, где течет
»
«
Картинки держатся в моей памяти несколько десятилетий и никуда не уходят
Кира Шилина
Ботанико-бакалейный диптих
Бумага, акварель |
40 х 30 см.
2023
40 х 30 см.
2023
Помню, как бабушка с соседкой рассказывали, чем питались во время Великой Отечественной: из лебеды и клевера пекли хлеб и варили кашу, ловили ежей. Бабушки не застали голода продразверстки, они родились позднее, в 1928-м и 1932-м. Но и сотни лет до них были те же рецепты на крайний случай.
Лебеда и клевер изображены в стилистике ботанической иллюстрации, они будто взяты из энциклопедии, где отстраненно преподносятся малозапоминающиеся факты. То, о чем пишут книги и учебники истории, сложно принять по-настоящему близко к сердцу, в отличие от рассказов своих родных.
Текстуры на цветах и листьях я сделала крупами: рисом, гречкой, пшеном и манкой, которых так не хватало тогда. И после работы над диптихом пару недель не могла выбросить испачканную в краске крупу. Видимо, так во мне проявились закодированные, унаследованные от предков страх голода и уважение к еде.
Лебеда и клевер изображены в стилистике ботанической иллюстрации, они будто взяты из энциклопедии, где отстраненно преподносятся малозапоминающиеся факты. То, о чем пишут книги и учебники истории, сложно принять по-настоящему близко к сердцу, в отличие от рассказов своих родных.
Текстуры на цветах и листьях я сделала крупами: рисом, гречкой, пшеном и манкой, которых так не хватало тогда. И после работы над диптихом пару недель не могла выбросить испачканную в краске крупу. Видимо, так во мне проявились закодированные, унаследованные от предков страх голода и уважение к еде.
Проявились закодированные, унаследованные от предков страх голода и уважение к еде
«
»
«Лебеда и клевер»
Юлия Назар
«Опять гречка»
коллаж на глобусе |
35 х 35 х 50 см.
2023
35 х 35 х 50 см.
2023
Я родилась в СССР, в большой семье, была младшим четвертым ребенком и хорошо помню, когда внезапно мама покупала гречку мешками, и это сопровождалось обсуждением взрослыми возможной грядущей опасности. Тогда прилавки магазинов были пусты, мы носили одинаковые платья, а главной задачей родителей было прокормить детей.
Сегодня я сама – мама четверых детей, и знаете… иногда я вдруг покупаю много гречки. Когда у тебя много детей, мир воспринимается иначе, все дети в нем становятся твоими детьми. Ты плачешь о горе любого малыша, как о своем.
Я надеялась, что голод остался в прошлом, как это и должно быть. Ведь многое поменялось, мы живем в мире цифровых технологий, но тем не менее 50 миллионов человек во всем мире стоят на грани голода. В мире, где производство продуктов питания продолжает расти, казалось бы, не должно остаться причин, по которым люди все еще могут страдать от недоедания.
Мне видится, что главная причина голода – конфликты и непонимание многих людей, и что все в мире взаимосвязано. Ключом к физическому и духовному исцелению, миру, благополучию, воплощению великих намерений может стать осознание нашей тесной связи со всем происходящем в мироздании.
Сегодня я сама – мама четверых детей, и знаете… иногда я вдруг покупаю много гречки. Когда у тебя много детей, мир воспринимается иначе, все дети в нем становятся твоими детьми. Ты плачешь о горе любого малыша, как о своем.
Я надеялась, что голод остался в прошлом, как это и должно быть. Ведь многое поменялось, мы живем в мире цифровых технологий, но тем не менее 50 миллионов человек во всем мире стоят на грани голода. В мире, где производство продуктов питания продолжает расти, казалось бы, не должно остаться причин, по которым люди все еще могут страдать от недоедания.
Мне видится, что главная причина голода – конфликты и непонимание многих людей, и что все в мире взаимосвязано. Ключом к физическому и духовному исцелению, миру, благополучию, воплощению великих намерений может стать осознание нашей тесной связи со всем происходящем в мироздании.
Прилавки магазинов были пусты, мы носили одинаковые платья, а главной задачей родителей было прокормить детей
«
»
Илья Барабин
«Палатки»
карандаш, бумага |
серия из 10 работ
14,8 х 21 см.
2023
серия из 10 работ
14,8 х 21 см.
2023
Карандашный рисунок не может напугать так, как фотография столетней беды. Документальный снимок жесток, а графика – спасительно абстрактна. Здесь то ли палатки (временное убежище пострадавших), то ли сокрытые жертвы, то ли могилы. Страшная повторяемость одного и того же сюжета гипнотизирует, как страшный сон.
А может быть, это теплицы, внутри которых прорастет новая пища для новой жизни?..
А может быть, это теплицы, внутри которых прорастет новая пища для новой жизни?..
Страшная повторяемость одного сюжета гипнотизирует, как страшный сон
«
»
Эльмира Сафина
«Совет»
ткань, масло, детский рисунок |
80 х 70 см.
2023
80 х 70 см.
2023
В память о моей прабабушке 1893 года рождения сделана эта работа. Это дань ее тяжелому опыту и мудрости, которыми она успела со мной поделиться. Я помню рассказы прабабушки о тех страшных временах 20-х годов прошлого столетия и о смерти ее маленьких детей. Моя детская память впитала в себя все те истории голода, болезней, холода и в то же время – ее безграничной любви.
Эта работа – мое обращение к корням, моя попытка сквозь время обратиться к прабабушке за советом в сложное время. В карман ее старого халата, который использован в этой картине, вложен мой детский рисунок – как свидетельство неразрывной связи поколений.
Эта работа – мое обращение к корням, моя попытка сквозь время обратиться к прабабушке за советом в сложное время. В карман ее старого халата, который использован в этой картине, вложен мой детский рисунок – как свидетельство неразрывной связи поколений.
Я помню рассказы прабабушки о тех страшных временах 20-х годов прошлого столетия
и о смерти ее маленьких детей
и о смерти ее маленьких детей
«
»
Лилия Баканова
«Ашаршылык»
sound-art, photo |
2:57
2023
2:57
2023
Будучи наполовину казашкой,
…как я могла не знать, что в 1922-1932 годах население Казахстана сократилось на 40% из-за голода?
…как я могла не знать, что моя семья навсегда покинула свои дома, потеряла весь скот и переехала в город за тысячи километров?
…как я могла не знать, что мои дальние киргизские родственники – потомки двух 12-летних девочек, которых продали в жены за мешок зерна?
Этот саунд-арт начинается звуковым ландшафтом казахской степи, которая традиционно была единственным источником пищи для скота, а значит, и для людей. Сильная засуха и, что более важно, реквизиция скота советскими властями привела к массовой гибели и миграции. Звуковой ландшафт начинается с сухой и хрупкой полой травы, напоминающей слово «ашаршылык» (голод), а затем меняется, постепенно прибавляя весомости и мощи, чтобы быть услышанным.
Эта работа о засухе, пустоте, утрате кочевой идентичности, о миллионах потерянных людей, безмолвных и безымянных свидетелях. Я надеюсь, что моя работа подзвучит их имена.
…как я могла не знать, что в 1922-1932 годах население Казахстана сократилось на 40% из-за голода?
…как я могла не знать, что моя семья навсегда покинула свои дома, потеряла весь скот и переехала в город за тысячи километров?
…как я могла не знать, что мои дальние киргизские родственники – потомки двух 12-летних девочек, которых продали в жены за мешок зерна?
Этот саунд-арт начинается звуковым ландшафтом казахской степи, которая традиционно была единственным источником пищи для скота, а значит, и для людей. Сильная засуха и, что более важно, реквизиция скота советскими властями привела к массовой гибели и миграции. Звуковой ландшафт начинается с сухой и хрупкой полой травы, напоминающей слово «ашаршылык» (голод), а затем меняется, постепенно прибавляя весомости и мощи, чтобы быть услышанным.
Эта работа о засухе, пустоте, утрате кочевой идентичности, о миллионах потерянных людей, безмолвных и безымянных свидетелях. Я надеюсь, что моя работа подзвучит их имена.
»
«
…Как я могла не знать, что мои дальние киргизские родственники – потомки двух 12-летних девочек, которых продали в жены за мешок зерна?
